Глава 3. Кесарево

Соблюдая лучшие традиции моих пропитанных спиртом ночей, Джеймс споткнулся на крутой лестнице, ведущей наружу; Судьба тут же подскочила к нему и, подхватив за здоровую руку, повела мужа на улицу. Адмирал обернулся на меня и едва заметно вздрогнул: моя молчаливая сосредоточенность заставила его забыться, позволив белым полосам пробежать по лицу. Безо всякого удовольствия вспомнив участь своей копии, он закрыл глаза, вдохнул запах свежей крови и, прислушавшись к сердцебиению супруги, восстановил своё самоощущение. Вскоре, не выдержав искушения, адмирал снова повернулся ко мне, в этот раз не отворачивая взгляда и не позволяя Забвению растворить его в моей душе. Вглядевшись в мои глаза, он тепло улыбнулся, заглянув ненадолго вперёд.

Судьба привела нас к выходу и остановилась: здания снаружи танцевали в сине-красном отсвете мигалок. Из чрева старого здания – подпольного клуба, омытого кровью – заиграла новая песня.

– Она года на четыре младше меня, да? – игриво выдохнул Джеймс, едва оставаясь в сознании, но продолжая контактировать со мной, – Он уже едет сюда?

Неспособный на коммуникацию, я только коротко кивнул и ухмыльнулся; стены узкого прохода расцвели уставившимися на моего героя глазами и искривлёнными, пьяно нарисованными улыбками. Вскоре в воздухе начали появляться белёсые, мёртвые руки, в нетерпении соскребавшие остывшую кожу друг с друга; на ступени закапала гнилая кровь мёртвого дерева.

Машины шарахались в стороны, пропуская несущийся по разделительной полосе седан, покрывающий дома вокруг переливающимися криками синего и красного; обезумевший водитель не замечал никаких препятствий, изредка ругаясь на сбитых пешеходов и протараненные автомобили. С белой маски, целиком закрывавшей лицо, тремя плотными потоками стекала кровь.

Едва почувствовав моё присутствие в городе, он тут же помчался – помчался защитить то единственное, что у него осталось. Механическая правая рука свербела фантомной болью; он всё ещё помнил, как её оторвал и перемолол белоснежный шторм Забвения. Ментально покосившись на лежащее на пассажирском месте ружьё, герой очертил его образ и опробовал новую примочку, силой мысли перезарядив его и подготовив к бою, подвесив рядом запасные магазины.

Мы вышли наружу, и по нам тут же открыли огонь; Судьба закрыла себя и Джеймса барьером из плоти, неосознанно пригнувшись и двигаясь к оставленному в подворотне автомобилю. Я вгляделся в небо – сжатое, ослеплённое светом города и подсвечиваемое сине-красными взвизгами мигалок, оно молча смотрело на меня в ответ. Я улыбнулся: вдохнув грязный, но ощущаемый острее обычного воздух, я понял, что окончательно опьянел, и это был последний просвет перед забытьем. Тысячью вырванных глаз оглядев мир вокруг, я улыбнулся думающему обо мне Джеймсу:

– Я надеюсь, что хотя бы останешься в живых, – признался я ему, – Я снова всё испортил и убил её, да?

Не дождавшись ответа, я расслабил сознание и

Пригнувшаяся под обстрелом Судьба съёжилась, услышав за спиной непомерно низкий, чудовищный гул; окна домов полопались, окропив улицу мелким жемчугом стёртого в пыль стекла, забившегося в крупные трещины, пустившие корни в асфальте. Джеймс крепко сжал её плечо и едва слышно шепнул ей на ухо, теряя силы от потерянной крови и взаимодействия с божеством:

– Не оборачивайся, – прошептал он в бреду, – Что бы ни произошло, не оборачивайся.

Сзади послышались крики, из пронзительных переходящие в захлёбывающиеся гортанные и затем затихавшие навсегда; где-то за спиной Судьбы как будто растягивали гигантские канаты и позволяли им громко лопаться, окатывая хлопком округу. Гул не прекращался, и вскоре странные звуки растянутой материи начали слышаться откуда-то сверху, и Судьба распознала ещё два звука – лопались мелкие шарики и короткой очередью проливалась какая-то плотная жидкость.

[За спиной к небу тянулись чудовищные кривые сталагмиты из мертвецки белых рук, в которых едва-едва можно было различить тела узревших Бога. Нельзя было распознать, где были ладони человека, а где проросли уродливые наросты иного; на лицах погибших – а я искренне надеялась, что они были мертвы – подобно блестящим от жира грибам расцветали сероватые глазные яблоки, слепо скользящие взглядом по дымке, запеленавшей мёртвое сознание.]

[На крышах и в окнах в такие же столбы превращались снайперы – нескольких секунд наблюдения хватило, чтобы запечатлеть весь процесс. Солдат схватился за голову, пытаясь выцарапать что-то из своего черепа, но из всего его тела тут же вырывались эти проклятые, оторванные по локоть руки, заламывающие его суставы и разрывающие плоть, позволяя новым рукам рождаться из зияющих ран и проливаемой на землю, одежду и наросты крови. Когда пальцы одной конечности замирали, она обрастала глазами; эти глаза подобно нашим душам стремились вверх, к небу, однако ноги несчастного были крепко-накрепко прикованы окоченевшими руками к земле, и, когда глаз становилось слишком много, тело растягивалось в две-три своей длины вверх. Я слышала его крик, пусть и всего одну секунду. Гораздо дольше я слышала сигналы в его мозгу – два-три мгновения он всё ещё пытался кричать, пока пальцы скребли по пластинам черепа, растягивая их и стремясь вырвать наружу мозг, чтобы добраться до извилин, площадь которых можно было засеять всё новыми и новыми глазами, рождая всё больше и больше]

Очнувшись и заметив, что земля перед глазами не двигалась, Джеймс в ужасе встрепенулся и сжал плечо Судьбы; когда она никак не отозвалась, он твёрдо встал на ноги и дрожащими руками повернул лицо супруги к себе. Она часто заморгала – одним правым глазом и расцветшим букетом левых, расположившихся на омертвевшей подложке окостеневшей опухоли. Ощутив тишину в её сознании, Джеймс заплакал и нежно погладил её по незатронутой Вознесением щеке.

– Я говорил тебе не оборачиваться, – проскулил адмирал, – Я просил тебя, Судьба. Просил не оборачиваться, – едва слышно прошелестел он и тихо зарыдал, закрыв глаз; вскоре его лицо осунулось, и он посмотрел на неё, приготовившись попрощаться: – Но ты обернулась, за что я тебя и люблю.

Герой ударил по тормозам: впереди показался призрачный купол белоснежного света, медленно расползающийся вширь и ввысь. Стрелок вышел из автомобиля и уверенно шагнул внутрь, не позволяя Белизне растворить его эго; кровь с маски лилась на руки и ружьё, не давая возможности забыться. Он обратил слепое лицо вверх, к крышам и окнам, в поисках подходящей огневой позиции. Душераздирающей рёв и звуки разрываемой плоти отошли на второй план: человек просчитывал план по убийству безумного бога, и сопутствующий ущерб его не волновал.

Мужчина усмехнулся и, согнувшись, гулко, надрывно рассмеялся-закашлялся, распространяя свою одержимость и пропитывая ею окружающий белый свет; когда тяжёлые судороги и кашель прекратились и изо скрытого маской рта хлынула ржавая кровь с мелкими кусочками отслоившейся плоти, Фаррелл нервно передёрнул затвор и встал в стойку, прицелившись в сердце растворяющего мир божества.

Сердце билось невыносимо громко, сворачивая нутро героя в стальную нить, пульсирующую от паха до мозга; ноги налились свинцом и впились в землю, но стрелок успокоил себя одной-единственной фразой, сохранившейся в его сознании на родном языке старого мира:

– Храбрые не бегут, – с раскалённой добела яростью прорычал он и нажал на спусковой крючок,

Отдача и взрыв белого света разорвали его и моё плечи, заставив встрепенуться и взглянуть на всё новыми глазами. Вокруг расцветали белоснежные цветы, укрывающие улицы Лондона своей пыльцой. Стены окружающих домов покрывали тонкие лозы; всё живое стремилось вверх, к небу, к небольшим разрывам в реальности, через которые внутрь, в глубины моего сознания, проливался свет извне. Где-то вблизи, прямо под рукой, я слышал учащённое сердцебиение Джеймса, чей разум лихорадочно перебирал воспоминания, связанные с Судьбой; её мёртвое безмолвие едва слышно пощёлкивало – новая мелодия создавалась на моих глазах. Она напоминала старую, но и я, и адмирал понимали, что её уже было не вернуть.

Прозвучал второй выстрел, выпотрошивший меня на мостовую и возвративший в живое тело. Разорванная плоть пустила корни и стебли, зарастив мои раны и очертив силуэт немного чётче. Тяжело выдохнув и заполнив новые лёгкие насыщенным, свежим воздухом своего мира, я выпрямился и потянулся, как будто заново родившись; когда реальность прорезал третий луч света, я отпрянул назад, позволив ему опалить мои брови.

Я обернулся к разъярённому стрелку и, узнав его маску, положил руки на пояс, вздохнул и оглянулся по сторонам, не найдя, что сказать Фарреллу – я совсем про него забыл. Уже три книги после Стальных цветов было написано, а я даже не помнил, что на него придумал. Была только сцена между ним и копией Джеймса, но сам сюжет не закончился. Как будто ожидая от меня какого-то приветствия, мой первый герой прекратил стрельбу; заметив за его спиной три огромных истекающих кровью глаза, я наконец-то нашёл подходящую тему для того, чтобы завязать разговор:

– Я, кстати, счёт сравнял! Раньше у тебя на одну убитую невесту больше было, но сейчас я тебя догнал! Теперь поровну!

Вместо ответа прозвучал ещё один выстрел, разорвавший мою голову; со стен и земли я наблюдал за тем, как стебли медленно формировали её заново, и бесплотно вздохнул: обидно было не иметь возможности поговорить со своим первым персонажем по-человечески. Он остервенело стрелял вновь и вновь, создавая из воздуха новые магазины и с ненавистью к винтовке вбивая их в неё подобно гвоздям. Фаррелл не давал мне сказать ни слова, усердно откармливая жирную лужу из мозгов, костей и крови за моей спиной. Я пытался спросить его про то, как долго он шастал по Забвению, пока я не писал про него, хотел узнать про то, где он научился так использовать миниатюрную гравитационную ловушку в его руке, хотел, наконец, докричаться до него и вежливо поинтересоваться, знал ли он о том, что Линда была беременна – но он грубо перебивал меня пальбой из игрушки, которую я ему когда-то подарил.

Устав от его упрямства, я смахнул белоснежный луч рукой, позволив ему разодрать полотно повествования где-то за моей спиной; какие-то элементы повести улетучились из моей головы, но я был уверен, что это и так произошло бы само по себе. Фаррелл мелко подрагивал, думая о том, что делать дальше, и я поспешил использовать этот момент.

– Успокоился? Поговорим теперь?

– О чём с тобой говорить, гнида? – прошипел он, демонстративно опуская ружьё. Я улыбнулся – он купился – и притворился, что он меня обхитрил.

– Ну, мы давно с тобой не виделись. Я бы с радостью узнал о том, как ты пережил мою смерть – ну, когда я в канаве от сердечного приступа загнулся.

– Понятия не имею, что ты несёшь, – презрительно бросил он, – Я видел, как весь наш мир сгнил и сжался до одной точки – ровно после того, как тот безликий адмирал отбросил копьё и подал мне руку. Потом не было ничего – я слушал, но не слышал; смотрел, но не видел. Когда я очнулся, я снова отчаянно хватал ртом воздух и сжимал руками сырую от пота подушку. Всё казалось страшным сном и почти забылось, пока я не раздавил череп клона в пальцах. Когда я посмотрел на Алана – ещё не заражённого Белизной – я понял, что должен сделать.

– И что же ты должен сделать? – тянул я время, услышав шорохи двух Древних за моей спиной, – Чего ты пытаешься добиться, стреляя в меня холостыми патронами?

– Я не позволю тебе забрать Фидеса, – тяжело прошелестел Фаррелл, как будто боясь произносить его имя, – Он вырастет прекрасным сыном, – упрямо отчеканил он и, отпустив ружьё, направил на меня освободившуюся руку.

Пространство за его спиной зарябило, и полусекунду спустя разорвалось канонадой белоснежных лучей, подобно бешеным псам разорвавшим мою плоть в клочки. Фаррелл не остановился на моём основном теле; он испепелил все следы моего существования, разрывая связь между мной и этим миром. Я ненадолго убрал пальцы с клавиатуры – было больно продолжать. Засмеявшись и закивав в одобрении, я снова вернулся в свой мир для того, чтобы указать персонажу его место.

– Главное – быть честным с собой, – прошептал я ему на ухо, и он закричал в ужасе: ружьё поднялось в воздухе и впилось стволом в его ведущую руку, продавливая металлические кости и расплавленной материей врастая в конечность, заменяя её на уродливое органическое оружие, – Ты всего лишь одно чувство – горечь утраты. Был таковым изначально, потом почему-то начал думать, будто ты создал весь этот мир. Ты всего лишь инструмент моего подсознания, созданный для того, чтобы уничтожить то, что породила потеря Линды, – прошипел я ему тише и пронзительнее испепеляющей его агонии, – Как бы ты ни пытался представлять это оружие как что-то отдельное, показывать себе ритуал заряда винтовки как постоянный самостоятельный выбор – ты был создан для этого; не более.

Прозвучал новый выстрел, и я закатил глаза, ожидая, что он снова застрелил мою эманацию; однако, к моему удивлению, раскат света разорвал его правое плечо, позволив оружию с мягким шлепком упасть на землю. Истекая кровью, Фаррелл поднял ружьё оставшейся рукой и приставил дуло к подбородку.

– Меня не определяют твои желания, – тяжело дыша и очевидно толкая себя за грань, сказал он и оцарапал маску выстрелом, – Меня зовут Фаррелл Орданн, и я сам решаю, ради чего живу, – непокорно объявил он, глядя мне в глаза сквозь завесу между выдуманным и реальным.

– И для чего ты живёшь? – спросил я заинтригованно, наблюдая за тем, как ещё один мой персонаж, выходя за грани мироздания, приходит к абсолютно иному ответу, нежели предыдущий.

– Ради моего сына. Ради Фидеса.

Я смотрел в его тёмно-синие немигающие глаза; он не пытался отвести взгляд, ни капли не сомневался в своём противостоянии богу. Как будто заворожённый, я наклонил голову, чуть лучше понимая его мотивацию и задумываясь о том, что я вообще делал.

Мимо пронеслась машина Эмили, и слабая рука Джеймса выхватила меня и понесла прочь; я в ярости закричал и начал отбиваться, но его самовосприятие и ощущение въевшихся в моё плечо пальцев не отпускали меня, не позволяли вернуться к Фарреллу и поговорить с ним ещё немного; подняв на адмирала глаза, я напоролся на его холодный, неподвижный глаз и замер: ни в одной книге я не видел в нём столько ярости и сомнения одновременно. Я уже было потерял сознание, но он всё продолжал смотреть на меня, как будто до сих пор не определившись, спасти меня или запереть в моём же мире и пытать до безумия. Почти ощущая его хватку в реальной жизни, ёрзая и вздрагивая от мурашек, я решил сделать перерыв.

***

– И много времени у тебя прошло? – повседневно спросил, покуривая, адмирал, поглаживая заснувшую Судьбу по волосам. Она тихо сопела, положил голову на его мокрые от крови колени; левые глаза, частично спрятанные в её волосах, слепо уставились на меня, как будто не позволяя моему силуэту покинуть её сознание. Джеймс подрагивал; Судьба была по шею укатана в его плащ, и холодный кислотный дождь стремительно отнимал тепло израненного, постоянно обжигаемого и заживляемого тела адмирала.

– Около месяца, наверное, – пожал я плечами и ненадолго замялся, – Ты готов поговорить?

– О ней? – он нежно погладил жену по голове, – О чём говорить-то? Было странно думать, что смерть – это что-то, что случается с другими. Надо было быть готовым к тому, что она рано или поздно умрёт. Не всё же нам перерождаться, как богам.

– Прости меня, Джеймс. Я не должен был напиваться до такого состояния.

– А что это изменило? Ты ведь сам понимаешь, почему всё так заканчивается. Почему, например, Скиан по мере течения повести лишился всего – флота, команды, друзей, тела, лица, судьбы. Да и повесть уже не про него совсем была, и не про меня, – адмирал надолго затянулся, и я заметил, как дым разъедаемой плоти выскальзывает из-под его одежды, – Ты ведь правда не знаешь, как жить дальше, да? Не знаешь, каково это – любить и быть любимым в том состоянии, в котором ты сейчас существуешь. Даже не знаешь, каково это – жить. Как ты можешь писать о любви, о товариществе, да о бытии в принципе, если ты сбегаешь в выдуманный мир для того, чтобы не сойти с ума наяву?

– Лучше бы ты злился, чем жалел меня, – процедил я сквозь зубы и растёр щёки и лоб, чтобы сбросить напряжение.

– Я вот ещё хотел спросить, – как будто не услышав меня, продолжил он, – Как ты вообще можешь функционировать, зная, что убил любимого человека, а на замену ему выдумал какую-то голимую подделку? – злобно, обиженно спросил он и уставился на Судьбу – её копию.

– Если бы я это знал, я бы вас не создал, – усмехнулся я с горькой улыбкой, – Я надеялся, что вы станете другими людьми, что вы разрешите эти вопросы. Что смогу подглядеть у вас это и жить дальше.

Джеймс громко рассмеялся, разбудил Судьбу и, тут же усыпив её снова, с трудом сдержал смех тяжёлыми судорогами грудной клетки.

– Ты правда больной, ты это понимаешь? – с неприкрытым, безумным весельем посмотрел он мне в глаза, – Я твоё творение. Откуда во мне что-то, чего нет в тебе? Дай тебе возможность и цель – ты пройдёшь по горам трупов точно так же, как прошёл я. Дай тебе власть – ты воссоздашь свою невесту и с радостью прикончишь её снова только для того, чтобы снова почувствовать себя живым.

– Джеймс, – со слабой улыбкой возразил я, – Ты ведь помнишь, что ты больше, чем моё творение. Ты ведь помнишь, что это всё и на твоей совести тоже.

Огонь в его глазах погас, а лицо осунулось; адмирал опустил глаза на копию супруги, и его губы задрожали.

– Прости. Мне тяжело признавать, что я так же одинок, как и ты. Тяжело признавать, что я создаю этот мир вместе с тобой, что я отделён от тебя. Я пытаюсь за тебя цепляться, как за творца, потому что всё, что я знаю, включая даже меня – просто твоя выдумка, и я не могу закрыть на это глаза. Ты единственное настоящее существо в мире, и я не хочу думать, будто несу такой же груз ответственности, что и ты.

– Вся твоя повесть была про то, что мы в ответе только за самих себя только перед самими собой, Джеймс, – мягко проговорил я, похлопав его по плечу, – Разве ты забыл?

– Это была повесть Скиана, – покачал он головой, – Не моя повесть.

– А кем ты считаешь себя? – удивлённо спросил я, наклонив голову и пытаясь заглянуть ему в лицо.

– Без понятия, – пожал он плечами и поднял на меня глаза, – История – ничто без развязки, а развязка принадлежала ему одному. Орнелл, я не знаю, что делать, – поделился он и зарыдал, – Зачем ты создал меня разумным? Зачем ты открыл своё существование?

– Я хотел, чтобы ты стал лучше меня. Чище и светлее, сильнее. Чтобы ты знал о своём мире больше, чем я – о своём. Я понимаю, что существовать в сотворённой мною реальности – или вообще её каким-то образом наблюдать – такое себе удовольствие, но должен сказать, что ты меня не разочаровал, – присел я рядом с адмиралом и посмотрел ему в глаза, – Даже более того, ты вдохновил – или заставил – меня двигаться дальше. Благодаря тебе я не лежу мёртвым в канаве. Я помогаю людям с их горечью и даже зарабатываю себе на жизнь тем, что с переменным успехом угадываю будущее, – я слабо улыбнулся, пытаясь поддержать и его, и себя, – Жизнью не назовёшь, но я хотя бы не пустое место, которым мог бы быть.

– Спасибо, Орнелл, – Джеймс затих и задумался, – Я боялся остаться трупом в бочке. Боялся, что Хаос просто стёр меня, и у меня не было бы возможности оставить след в твоей жизни, как-то помочь тебе. Боялся погибнуть.

– Погибает только рождённое в боли, – пожал я плечами и улыбнулся адмиралу, – Ты был рождён с надеждой на то, что всё станет лучше. С надеждой на то, что другой мой герой не будет одинок в страдании.

– Фаррелл погибнет?

– Уже не знаю. Но, как мне кажется, да.

Джеймс только понимающе покачал головой и нежно погладил Судьбу по волосам, нахмурившись и неровно дыша.

– Знаешь, что она спросила, когда я её возродил?

– М?

– «Куда мы полетим теперь?», – повторил он, и его лицо исказилось измученной гримасой, – Она не понимает, где находится и что происходит. Я ведь не мог записать ей никакие воспоминания после того, как узнал про тебя.

– Почему не мог?

– Ты ведь человек в своём мире, верно? Вот и я, хоть и частично Древний, всё же человек. А она не человек, Орнелл. Как, по-твоему, она сможет воспринять твою психику, когда её перегрузит твоими воспоминаниями? Я опасался того, что она просто снова потеряет себя.

– Понял тебя. Как вы уехали оттуда?

– Её восприятие повязано на моём, и сама она видит какой-то свой мир. Её поведение – как будто луч в лабиринте кривых зеркал. Изломано, искорёжено, надумано. Постоянно подстраивает какие-то образы в воображении, чтобы нормально взаимодействовать с нашим миром. Но не это для меня страшнее всего. Знаешь, что меня испугало и заставило задуматься о том, правильно ли я поступил?

– Она понимает, что она копия?

– Нет. Пока нет, – содрогнулся он, – Не дай бог узнает. Она ведь уже помнит, что убила меня и помыкала моим клоном – представь, что будет, когда поймёт, что я поступаю так же. Что я об этом знаю. Она же, хоть и Древняя, всё равно меня любит, – адмирал снова содрогнулся и погладил её по щеке, едва заметно отдёргивая пальцы от резких движений расцветших глаз.

– Тогда что было страшнее всего?

– Когда я сказал ей, что нельзя смотреть вперёд – там тебя потрошил Фаррелл – она закрыла глаза. Закрыла глаза и взяла мою разорванную руку, понимаешь? Она крепко её сжала и уверенно сказала мне вести её дальше. Не представляю, как она это увидела внутри, но я просто говорил ей, куда поворачивать и когда тормозить-ускоряться, а она всё это время без тени сомнений внимала мне. Ни на секунду не задумалась, ни единожды не дрогнула. До самого конца верила в меня. А я держал твою руку левой, смотрел на тебя из окна и понимал, что ты, скорее всего, точно так же думал обо мне. Это чудовищно – знать о своём несовершенстве и видеть, как в тебя верят без оглядки, правда? – он поднял на меня сырые от слёз глаза.

– Ты заслужил эту веру, Джеймс, – успокоил я адмирала и сжал его пальцы, – Она верит в тебя не из необходимости. Ты единственный, кто сможет провести её по её пути.

Адмирал осунулся и на несколько секунд охладел, пронзив меня взглядом кораллово-синего глаза; он как будто забросил гарпун мне в душу и тут же вырвал его обратно, уже зная, что именно во мне обнажил.

– Ты заслуживаешь её точно так же, как и я, – беспристрастно, безучастно отчеканил он, – У тебя одного есть силы на то, чтобы описать, как я исполняю свой долг.

Мне стало не по себе, и я отвёл от него глаза – было странно слышать от него одобрение всего, что я создал. Как будто очнувшись от гипноза, Джеймс часто заморгал и добродушно усмехнулся, глядя на меня, и наконец тепло рассмеялся, поглаживая Судьбу и уже намеренно прерывая её сон.

– Ты знаешь, что светишься? – сквозь заразительный, счастливый смех поделился он, – Весь этот кислотный дождь, вся ночь так и загоняют в депрессию, а смотришь на тебя – и вот уже небольшая радуга появляется в этом мире.

Я удивлённо посмотрел на него, и он засмеялся ещё чище и непринуждённее:

– И из глаз свет. Видишь всё в гораздо более добрых тонах, чем рисует твоё подсознание, – слабо, с болью улыбнулся он, – Смотри на меня почаще, хорошо? Только, прошу, не попадайся ей на глаза. Я не хочу копировать её снова.

– Понял тебя, – кивнул я и начал стирать физическое присутствие в его мире, – Я не буду отрывать от тебя глаз, Джеймс.

– Спасибо, – выдохнул с облегчением адмирал и, перестав меня видеть, повернулся к медленно просыпающейся Судьбе.

– Где мы? – растерянно спросила она, оглядываясь по сторонам – даже я не знал, что ей виделось.

– Нам надо найти Луч, – уверенно не ответил на вопрос Джеймс, – Он поможет тебе восстановиться.

– Не думай об этом, Джеймс, – возразила она, – У меня хватит сил, чтобы дойти до конца.

– А что потом?

– Потом не имеет значения. Главное – дойти до цели, – механически ответила она в соответствии со своей программой.

– Ты мне кое-что обещала, помнишь? – с горькой улыбкой спросил адмирал, ощущая, как вся его левая рука горит как раскалённая сталь, – Что ты или переживаешь меня и двигаешься дальше, либо мы пытаемся начать всё снова в следующей жизни. Если мы дойдём до цели, у тебя останется всего два варианта, правда?

Судьба дёрнулась всем телом; воспоминания из предыдущей жизни уколом тончайшей иголки просочились внутрь, на секунду придав её опухолевым глазам сознательное выражение; её правый глаз впился в мужа, как будто дорисовывая себе причины его правоты.

– Поехали к Алану, – улыбнулась она наконец, – Ты прав. Если кто и может помочь, то только он.

– Вести можешь?

– За кого ты меня принимаешь, Даррелл? – спросила Эмили и кокетливо улыбнулась адмиралу, – У меня-то права за пьянство пока не отобрали. А вот Вы, молодой человек, – женщина подошла к нему и горячо поцеловала, – Не пропадайте с моих глаз. Мы поедем в Ваш родной город вместе. Нам ещё надо обвенчаться.

– А священником кто будет? – спросил Джеймс шутливо и бросил на меня быстрый взгляд, как будто извиняясь за то, что будет дальше.

– Да условности это всё, – бросила Эмили, – Луч же этот мир создал – считай, капитан мира-корабля. Мы и так летим в тартарары и скоро все умрём, так что он сойдёт ­– по крайней мере, по морским обычаям. А раз уж ты у нас адмирал Флота, то им мы следовать и должны.

– Дорогая, – с содроганием обратился Джеймс к женщине, идущей к автомобилю, – Кто ты такая?

– Я твоя жена, глупенький, – со снисходительной улыбкой ответила она, как маленькому ребёнку, и, расположившись за рулём, похлопала по сидению, – Давай, на место.

На секунду воплотившись, я ответил на растерянный взгляд Джеймса пожатием плеч и тихо прошептал ему:

–Superlove, чё. Тусуйся теперь, куда деваться.

Джеймс поднял брови, глубоко вздохнул и рассмеялся от моей бестактности. Задумавшись и снова усмехнувшись, он расслабился и уселся внутрь, примирившись с абсурдностью происходящего.

***Интермиссия – Холодное чтение***

– Ты к нему пойдёшь?

– Нет. Чувствую себя неважно. Сходи, объясни ему всё, – поёжился Джеймс, пытаясь нащупать, сколько времени прошло в настоящем мире, пока они ехали к Алану. Никаких откликов не поступало.

– Уверен? Он был бы рад тебя видеть. Живым, по крайней мере, – усмехнулась Эмили и открыла дверь.

– Знаю. Просто боюсь, что я и двух шагов не пройду, – признался Джеймс, тяжело дыша, – Так что не бойся, что я куда-то сбегу. Подберёшь меня с земли и запихаешь обратно, если что.

– Смотри мне. Буду в оба глядеть, – едко усмехнулась Эмили и пошла за Аланом. Джеймс коротко хохотнул и тяжело выдохнул – всё казалось нереальным и без потери правого глаза.

Адмирал откинулся назад: вместо бесконечного шума и неразборчивых образов от Орнелла поступала одна лишь тишина. Сплошное безмолвие. Джеймс содрогнулся.

– Давай я буду надеяться, что ты меня бросил, ладно? – обратился он к Орнеллу, не ожидая ответа, – Что ты ушёл в свой мир и я тебе больше не нужен. Я был бы рад. Просто хотел бы, чтобы ты со мной попрощался перед этим, а не пропадал без следа.

Ответа не последовало, и Джеймс, как мог, приобнял себя за простреленное плечо здоровой – чужой – рукой. Легче не становилось; боль в груди не проходила, и он, едва слышно заплакав, начал мягко гладить и похлапывать себя по шее.

– Пожалуйста, пусть у тебя всё будет хорошо.

Дверь в квартиру Алана была заперта, и Эмили безо всяких сомнений вырвала часть стены алой плотью и, вломившись внутрь, прошла украденным из сознания хозяина маршрутом на кухню – к шкафу с алкоголем. Напевая какую-то детскую песню, она создала массивный мешок из плоти и начала деловито складывать туда все крепкие напитки. Ненадолго задумавшись, она всплеснула руками, посмеялась и протопала в гостиную, чтобы вырвать из стены хьюмидор.

– Могла и просто попросить, я бы отдал, – послышался отовсюду до чертей пьяный синтетический голос, – Или, ещё лучше, выпил и выкурил бы с тобой.

В комнату ввалился покрытый кровью Алан – в биологическом, своём настоящем, теле. Тут и там из его кожи прорезались рога из алой плоти, разрывающие наспех накинутую одежду и тут же втягивающиеся внутрь. Из тёмной спальни, дверь в которую была теперь открыта нараспашку, пахнуло кровью, спермой и жжённой плотью. Судьба принюхалась: опять откуда-то пахло бензином.

Старый друг запутался в ногах и рухнул на кожаный диван, тут же начав разрезать его спонтанными рогами. Пустой взгляд остановился на Судьбе, и Алан протянул к ней руку; ничего не ответив, она открыла бутылку абсента и передала её пьянице. Тот перевернулся на спину, пристроил зелье получше и, закрыв глаза, начал вливать его внутрь, пока внутри ничего не осталось. Судьба, опять же молча, отрезала стальной плотью кончик сигары и передала её Алану; тот щёлкнул пальцами, и воздух прорезал ослепительный луч энергии, оставивший на стене отпечаток раскалённой плазмы. И тут старый друг закурил.

– Хотя какая разница? – выдохнул он наконец, обратив в пепел больше половины раковой палочки, – Всё равно Даррелл мёртв. Единственное, что я своему человеку обещал – что мы его вернём назад и поможем выжить. Даже с этим я не справился. Тысячу лет вас от верной смерти берёг, а одного дознавателя спасти не сумел.

Эмили, не проронив ни слова, заглянула в спальню: жертвы были, как обычно, обоих полов и всех возрастов. Некоторые были обуглены до неузнаваемости, почти все – выпотрошены заживо; те, кто ещё не умер, пытались сношаться, обезумев от неимоверного количества наркотиков и белого шума, изжарившего мозги. Судьба услышала, как тихо скулящий в гостиной Алан поднимается и закрывает лицо руками.

– Так давай, выпей со мной. Что ещё плохого может случиться?

– Пойдём, Луч, – твёрдо сказала Судьба, – Наш адмирал ждёт.

Алан поднял на неё глаза – чистые от слёз и сомнений, всего лишь шокированные стойкостью её духа – и коротко кивнул.

– Ты скопирована? Оригинал погиб?

– Да.

– Что насчёт Даррелла? Он ещё жив в адмирале?

– Для тебя это важно?

– Я обещал ему спасти Даррелла, – настоял Алан.

– Странный ты, Алан Поттьер, – усмехнулась Судьба, – Сколько богов и людей обвёл вокруг пальца, а обещание нарушить не можешь.

– Ты знаешь, из чего я родился, – хмуро кивнул он в сторону спальни, из которой доносились стоны, – Смерд, болезнь, боль, насилие и экстаз. И выше всего этого – верность, беспредельная верность.

– Ты о чём? – удивлённо спросила Судьба, и Алан вздрогнул.

– Забудь. Лишнее болтаю, когда пью. Так что насчёт Даррелла?

– Жив. Или, по крайней мере, Джеймс пытается исполнить последние желания человека.

– Этого достаточно, наверное, – вздохнул Алан и поднялся на ноги, – Джеймс в порядке?

– Нет, умирает. Нужна твоя энергия, чтобы его спасти.

– Ладно, не помрёт, – покачал головой Луч, – Если и помрёт, то так ему легче будет.

– Что насчёт твоей пропажи? Тебе ведь надо будет к работе скоро возвращаться.

– Сейчас всё сделаю, – бросил Алан и юркнул в спальню. Из тёмного проёма двери послышался страшный хруст, хлынула свежая кровь, – Готово, – передал Алан телепатически, возвращаясь в гостиную, – Можем идти. Давай мою машину возьмём – она без лишней электроники, да и правдоподобнее будет.

– Уверен, что это было необходимо?

– Ладно тебе. Не впервой же! – попытался улыбнуться Алан, уже забыв о том, что вырвал свою нижнюю челюсть. Пытаясь показать Судьбе, насколько всё казалось обыденным, он вырвал свисающий язык, расплавил его в руках, растянул и обогнул вокруг воротника подобно галстуку, – Смотри, сестрёнка, я пионер!

– Ладно, ладно, – засмеялась Эмили, – Больной ублюдок. Пошли.

– Подожди, – остановил её Луч и приложил руку к стене, – Джеймс ещё может использовать свой имплантат? Который глушилка? Научился им пользоваться?

– Не думаю. Он пока ещё со своими собственными силами не разобрался.

– Ладно. Будем думать, что научился.

Рука Алана засветилась, и он выпустил в провода разряд; для большей верности, недолго думая, направил руку в сторону спальни и бросил туда луч энергии. Люди внутри закричали, не прекращая стонать; пожарная сигнализация заревела на весь дом, и Алан улыбнулся, сократив немногочисленные лицевые мышцы.

– Прямо как дома, правда?

Эмили ухмыльнулась и мягко обняла своего брата.

– Да, Луч. Прямо как дома.

***

Джеймса лихорадило: едва оставаясь в сознании и ощущая, как рассудок расползается по времени, адмирал почему-то вспомнил годы его экспедиции. Вспомнил, как подбрасывал каждой своей команде идеи перестукиваться морзянкой. Перед глазами появился образ Даррелла – молодого, ещё не погибшего. Джеймс печально улыбнулся – человек с самого рождения был помечен как сосуд для реинкарнации, и все жестокие наклонности были выжжены на его душе, как рабское клеймо. Пытаясь как-то поддержать персонажа, которого в дальнейшем заменит, Джеймс начал стучать по своей шее морзянкой, заставляя мерцать фонари, оплетённые буквами в другом времени. Адмирал улыбнулся: имплантаты человека всё ещё работали, и ещё более странно было успокаивать свой сосуд движениями его же оторванной руки.

Окатило холодным воздухом – Судьба вернулась. Или Эмили? Джеймс посмотрел на неё и понял, что уже не мог отличить их друг от друга. Снова пропала возможность различать лица, но в этот раз даже Белизны не нужно было – достаточно было повреждений мозга. За ней стоял застывший от ужаса Алан-Луч без нижней челюсти, о чём-то телепатически шептавшийся с ней.

– Не стоит тебе помогать, – передал Алан, – Я помню его генетический код – я был запасным вариантом. Тебе не стоит рисковать своим телом.

– Сколько времени у меня осталось сейчас?

– Около четырёх дней.

– Сколько останется, если я помогу?

– Дай бог одни сутки. Минимум 12 часов.

– А сколько часов остаётся до рождения Нового?

– Часов шесть, – угрюмо ответил Алан, понимая, к чему клонит сестра.

Судьба схватила руку брата и прикоснулась к Джеймсу; алая плоть в нём вспучилась и начала заращивать зияющие раны, неровными обугленными швами залеплять дыры в теле. Старый глаз окрасился в зелёный, а новый медленно вырастал кораллово-синим. Алан поморщился: он пытался себя убедить, что так будет лучше, но видеть, как его адмирал и единственный друг сосуда окончательно погибают и сплавляются в одну душу, всё равно было тяжело. Он направлял энергию Судьбе, помогая ей оставаться в сознании и питая алую плоть в адмирале, не отрывая от обоих глаз и всё яснее понимая, что никого настоящего в этом мире для него уже не осталось – ни как для Древнего, ни как для человека.

– Вот, готово, – тяжело выдохнула Судьба и повернулась к Алану, – Не отпускай руку, надо тебе челюсть вправить.

Когда операция была завершена, Луч подвигал челюстью для проверки и обнял сестру; всё его существо вздымалось и опускалось, готовясь двигаться дальше.

– Мы все ненастоящие, – тяжело отчеканил он, – Выдуманные. Созданные по воспоминаниям и образам. Какой смысл двигаться дальше?

– А он тебе нужен? – отстранилась Судьба, чтобы посмотреть на него, – Какая разница, что настоящее, а что нет? Мы в любом случае всё решаем за себя. Нет ничего страшного в том, чтобы закрыть глаза на реальность. Нет ничего страшного в том, чтобы бороться за что-то бесплодное, страдать ради чего-то бесполезного. Мы люди, Алан, – мягко улыбнулась она и поцеловала его в лоб, – Мы люди. Мы не боги и не машины.

– Ты вообще помнишь, кто такие люди? Они ведь вымерли давно. Мы просто создаём себе тела по воспоминаниям о них и притворяемся, будто мир родился заново. Будто мы такие же, как они.

– Разве это важно? Я ощущаю себя человеком, я способна любить. Разве что-то ещё их определяло? – грустно улыбнулась Судьба, понимая, что принижает погибшую цивилизацию до двух качеств.

– Ничего, наверное, не важно, – вздохнул Алан и кивнул на Джеймса, – Пойдём, перенесём его в мою машину.

Фонари за окном скользили ровным рядом, без перебоев и колебаний – некому было отбивать морзянку из будущего. Джеймс улыбнулся и осторожно потянулся, с удивлением обнаружив, что его тело было восстановлено. Он в ужасе повернулся направо и, увидев абсолютно здоровую Эмили, коротко вскрикнул от облегчения и тут же засмеялся: она пыталась не улыбаться, сидя за рулём королевского Бентли и чинно попивая виски. Трубочки, по которым спускалась огненная вода, вели к наспех присобаченным к пластиковому пивному шлему бутылкам, держащимся на недобром слове и нескольких кусках опалённой алой плоти.

В салоне было накумарено настолько, что едва заметные щели четырёх окон оставляли в зеркалах заднего вида серебристые полосы, напоминая Джеймсу пароходы его первой жизни. Причина тому развалилась на заднем сидении, заваленном бутылками; хьюмидор расположился за подголовниками, у окна, и Алан время от времени закидывал руку за плечо, чтобы полакомиться ещё одной сигарой, и тут же поджигал её выстрелом энергетического луча, окрашивая крышу изнутри в цвет кузова.

– Бронированный! – довольно похвастался Алан, похлопав по окну, – Можем, кстати, закрыть поток воздуха – лимузин готовили на случай атак ядовитым газом. Прикинь, как можно укуриться!

Судьба прыснула виски на руль и, отдышавшись, вернулась к управлению автомобилем после нескольких лёгких столкновений на тротуаре. Подняв глаза, она тихо выругалась и ударила по тормозам, увидев впереди первый госпиталь. Женщина повернулась к Джеймсу; он уже уничтожил примерно пол-литра абсента, подбадриваемый укрытым дымом Аланом.

– Иди, адмирал, – приказала она шутливо и отобрала у него абсент, – Показывай пример команде.

– Сколько их там? – выдохнул, посерьёзнев, Джеймс, – Много?

– Сто пятьдесят три, – ответил дымовой силуэт, – Ровно. Можешь только их убить, можешь вообще всех, если помешают.

– Забавное число, – хмыкнул Джеймс, воплощая родную чёрную саблю, – Даже не сомневался, что это вы и будете.

– Иди, иди. Не пытайся это откладывать – всё равно делать придётся, – тяжело сказала Эмили, и взгляд Джеймса застыл на ней на пару секунд.

– Ты права, – кивнул он наконец и вышел из машины, – Я уже всё для себя решил.

Адмирал щёлкнул пальцами, и фонари вокруг него погасли, отправив цунами темноты в сторону госпиталя. Тот тоже заснул, только через пару секунд пискнули тут же погибшие запасные генераторы. Глубоко вздохнув, Джеймс подключил к работе подавляющего имплантата свою сущность и ощутил, как всё живое в здании перед ним застыло в одном месте и одном времени, неспособное взаимодействовать с выдуманным миром.

Примерно полминуты адмирал стоял без движения, не зная, что делать дальше. Убить только новорожденных и ожидаемых в ближайшие 2 дня или же уничтожить всех? Вспомнив о страданиях, вызванных взаимодействием с Пустотой, он встал на сторону милосердия и уверенно зашагал к дверям.

Несколько раз постучав по стеклу и убедившись, что Джеймс уже сосредоточился и ничего не слышит, Судьба пулей выскочила из автомобиля и побежала в какие-то закоулки; Алан улыбнулся и распинал бутылки у ног, чтобы освободить место для кальяна. Они с Судьбой хихикали как подростки, наблюдая за тем, как их план обретает форму нескольких блоков отборнейшей травы – скорее всего, выращенной в какой-то сверхлаборатории в личное пользование. Соорудив кальян и закрыв вентиляционные ходы, брат с сестрой принялись за дымное ожидание.

***

Окна машины были затянуты серой пеленой, и изнутри доносилось высокое, сдавленное хихиканье; адмирал медленно шагал к своей команде, тяжело дыша после выполненной работы. Джеймс сжал и разжал пальцы свободной руки; опомнившись после кровавого ужаса, только сейчас убрал покрытую кровью саблю. Одежда была сухой, на теле не было ран – адмирал уничтожил целый госпиталь, а следов никаких не осталось. С непривычки поморщившись, Джеймс сел на тротуар рядом с машиной и заслонил лицо руками: в этот раз всё закончится; по крайней мере изменится. После полуминуты облегчения он резко раскрыл глаза: они всегда могли найти других. Найти менее эффективную, но всё же замену. Надо было спешить.

Джеймс постучал по двери; та тут же распахнулась, выпустив наружу лавину невероятно плотного дыма. Два идиота внутри задыхались от смеха, источая клубы серебра из отравленных лёгких. Они выползли наружу и, всё ещё не затихая, перевернулись лицом к небу и уставились на своего адмирала. Он только медленно моргал, не зная, что и думать; воспользовавшись его замешательством, Эмили и Алан вскочили на ноги и затолкали капитана в пассажирский сектор лимузина. Луч быстро заварил дверные швы снаружи, а Судьба юркнула на переднее сидение и закрыла шторку, через которую Джеймс мог получить свежий воздух.

Удары по окнам вскоре стихли, и два идиота с упоением вдохнули оставшийся в кабине кумар. Джеймс звучно захохотал, сотрясая автомобиль; шторку залепило плотью, и Эмили высунула голову из окна, чтобы проверить состояние стёкол; слава богу, они выдерживали напор её супруга, всего лишь принимая багровый цвет кузова. Алан завёл машину, и женщину качнуло; только сейчас её взгляд упал на символ, установленный на крыше.

– Шикардос, Алан! – воскликнула она, – Заменить королевский герб на символ компании. Это у тебя старые привычки, да?

– Ага! – крикнул Алан, перекрикивая ветер в ушах сестры, – Фигурка на радиаторе тоже наша!

Эмили посмотрела вперёд, на стремительно прыгающую под колёса дорогу, и увидела вырывающегося из кольца Уробороса, мчащегося вперёд. Джеймс на секунду вселился в её сознание и улыбнулся: всё и правда шло к концу. Устав быть взаперти, адмирал разрезал стеклянную перегородку и воплотил часть физического тела в кабину, затянув Эмили обратно и закрыв окно.

– Ишь, чего удумали! – выругался он шутливо и, похлопав обоих по плечу, притянул их, чтобы обнять, – Сидите тоже дымите теперь вместе со мной.

Алан беззаботно засмеялся, а Эмили быстро поцеловала мужа в шею. Тот сосредоточенно смотрел вперёд, на следующий госпиталь. Джеймс выудил из нагрудного кармана друга один фунт и подбросил его; автомобиль резко затормозил, отправив монету к лобовому стеклу. Судьба выстрелила рукой вперёд и, поймав её налету, посмотрела на итог.

– Орёл! – выдохнула она Джеймсу, – Кто пойдёт?

– Алан пойдёт, – ответил Джеймс, – Он среди вас первый. Мы пока проветрим машину.

– Зачем? – обиженно буркнул Алан, – Не переводите дурь. Я мигом.

– Ага, мигом он, – проворчал Даррелл из Джеймса, – Сколько времени потратишь, чтобы всех в спину ножом пырнуть?

– Ладно тебе дуться, – махнул рукой Луч, – Если бы ты не был таким упёртым, выжил бы. Мы бы сделали тебе новое тело, вселили бы тебя туда. Спасли бы.

– Это уже был бы не я, – ответил Даррелл, – Никаких полумер, помнишь?

Алан застыл в замешательстве; наконец, он улыбнулся своему другу и коротко кивнул:

– Лучше умереть человеком, чем жить слабаком, верно?

– Лучше умереть собой, чем жить кем-то ещё. Иди уже, а то Судьба тебе голову оторвёт.

Судьба глазела на Алана с другой стороны машины, разрезая его рассудок пристальным взглядом. Её пурпурные глаза мерцали в темноте, обещая брату долгую, мучительную кончину; тот коротко кивнул и пошёл в сторону госпиталя. Наконец-то оставшись наедине с мужем, женщина наспех разрезала швы из расплавленного металла и ворвалась внутрь.

Джеймс воплотился перед Судьбой, соскребя плоть со всех поверхностей, и обнял жену, закрывая за ней дверь. Она горячо поцеловала мужа, нежно гладя его щёку и шею. Их сознания начали сливаться под учащённое дыхание и скользящие по телам руки, избавляющиеся от одежды. Эмили с упоением вдохнула запахи пепла, крови и горения, исходящие от мужа – пахло домом. Пахло родным.

Волна из алой плоти расчистила пол автомобиля, и влюблённые рухнули вниз; они в спешке раздевались, не имея ни малейшего понятия, когда в окно раздастся – раздался стук. Они остановились: не показалось. Алан уже вернулся.

– Да твою же мать, – выругался Джеймс, выходя наружу и одеваясь на ходу, – Ты не думал подольше времени нам оставить?

– Я и так шёл так долго, как мог, – пожал плечами Алан и показал пальцем за спину, – Вы, может, и не заметили, но я знаю только один способ массового уничтожения.

Вдалеке за Аланом переливались цвета радуги: кратер расплавленной породы, в которую слиплось всё уничтоженное Лучом, мерцал в свете искрящихся фонарей, чьи формы исказились и теперь напоминали скульптуры Дали. На границе зоны поражения лежали обугленные куски плоти и крошка лопнувших окон, а из центра доносились информационные сигналы, заставившие Джеймса поморщиться: часть уже вживилась в людей. Слава богу, в скором времени они все умрут.

– Теперь понимаешь, что к чему?

– Да, – тяжело кивнул Джеймс, – Уже началось. Чуть-чуть, но началось.

– Надо спешить. Давай дадим Судьбе возможность выпустить пар, а дальше я.

– Да, давай.

Мужчины сели на передние сидения – теперь за рулём был Джеймс. Он постучал по остаткам перегородки и потребовал у Эмили бутылку. Она подала абсент и вскоре скрылась на задних сидениях, проворчав что-то грозное Алану.

– Твоя очередь скоро, – ответил братец, – Нам надо спешить – остальные я уничтожу. Как настроение?

– Хочется кого-то убить, – ясно и спокойно ответила Эмили, – Желательно тебя. Но тогда нас венчать некому будет.

– До Пиблз ехать три часа – на максимальной скорости. Надо успевать, – заметил Алан, – После того, как родится Новое, у нас будет пара часов до того, как остальные страны решат попросту всё уничтожить. Зависит от того, как быстро до них дойдёт информация о нём.

– Можно будет перегрузить Сеть, – предложил Джеймс, – Чтобы никакие сообщения не ходили. Хоть какое-то время выиграем.

– Можно, – кивнул Алан, – Только вот понадобится, чтобы рядом был кто-то из подключенных к серверам. Я могу с этим помочь, но потом не будет способа вернуться – сейчас Q.роборос думает, что вы меня выкрали и глушите мои сигналы. Узнают, что я на вашей стороне – не смогу дальше влиять на развитие компании.

– А оно тебе надо? –донеслось с заднего сидения, – Сам ведь знаешь, что прошлые сценарии уже в топку вылетели – сколько наших нерождённых ещё осталось?

– Три госпиталя, человек 70-80. Уже только половина флота.

– Так почему ты думаешь, что компания всё ещё имеет значение? Всё уже безвозвратно изменилось.

– Потому что это одна из немногих структур, что подготовлена к экстремальным переменам, – повернулся назад Луч, – Что бы ни произошло, хотя бы часть данных и систем выживет. И кому-то нужно будет ими управлять.

– Оставь всё на Фаррелла, – пожал плечами Джеймс, – Судя по тому, каким он к нам пришёл, опыта у него достаточно для управления миром.

– Не туда он всё ведёт, – выдохнул Алан недовольно, – Цепляется за прошлое, хочет повторить все события один в один, чтобы попробовать новое решение в самом конце. Не думает о том, что можно предотвратить саму необходимость своего вмешательства.

– Эмили, твой выход, – коротко бросил Джеймс, и Эмили вырвалась наружу багровым ураганом. Вскоре вдалеке послышались крики и выстрелы.

Джеймс медленно выбрался из машины, вернулся на заднее сидение и, выудив последнюю сигару из разбитого от столкновений и резких торможений хьюмидора, проворчал что-то насчёт разбитого кальяна и сгоревшей травы. Сделав долгую затяжку, адмирал начал неуклюже, покачиваясь от опьянения сталкивать пустые бутылки на проезжую часть.

– Осталось два небольших пакета травы, 5 бутылок абсента, полканистры незамерзайки в багажнике и дюжина бутылок шотландского виски. Звучит, как неплохая дорога домой, правда? – провёл Джеймс полную инвентаризацию, сложив всё в аккуратные ряды на заднем сидении и любуясь проделанной работой, – Осталось надеяться, что получится всё это употребить до того, как нас разбомбят, как собак.

– Что насчёт Орнелла? – облокотился Алан на перегородку, заглядывая назад, – Что с ним делать будем?

– А что с ним делать? – холодно отчеканил Джеймс, – Я думаю, он нас бросил и ушёл в свой мир. Не хочу думать о том, что ещё могло произойти.

– Понимаю, – вздохнул Алан и на пару секунд задумался, – Бешеный у нас с тобой век вышел, правда?

– И то правда, – согласился Джеймс, – Столько крови пролили, столько боли наплодили, и только сейчас всё, кажется, подходит к концу. В этот раз по-настоящему.

– Вы с ней заслужили отдых. После всего, что вы сделали.

– Знаю, Алан. Знаю. Кстати, я ведь должен был тебе передать заявление об уходе в отпуск.

– Серьёзно? На тебя весь Q.uestion охотится, не думаю, что осталась необходимость соблюдать формальности.

– То есть, можно без этого?

– Ага. Всё равно тебя, скорее всего, пристрелят при первом же контакте.

– Почему они всё ещё не догадались, чем мы занимаемся? Перехватить же уже на втором должны были, как мне кажется.

– Ну, потому что штаб-квартира уничтожена, Генрих погребён заживо в лабораториях под землёй без возможности связаться с внешним миром, Макс разломан и нескоро вернётся в строй; я на вашей стороне, а Фаррелл отключился от сети и бегает по городу сам по себе, не думаешь? Вроде как достаточно правдоподобная гипотеза. Более того, большую часть сил быстрого реагирования вы с Орнеллом превратили в этот ваш безумный бонсай.

– Что насчёт Фаррелла? Думаешь, он может нам помешать?

– Без понятия. Он и не Древний, как мы с Эмили, но и не человек. Скорее что-то более близкое к Орнеллу, как ты – только, опять же, иной. Разберёмся, если что. Вот и Эмили как раз пришла.

Судьба была с ног до головы покрыта свежей кровью; не сказав ни слова, она примирительно улыбнулась брату и села на водительское сидение. Дышала она пьяно и легко, как будто пробежавшись по осеребрённому росой лугу. Она крепко сжала рулевое колесо и повернулась к Алану.

– Где следующий? Поехали.